За что мы ценим внешний вид зданий

Улица корчится безъязыкая...
В. Маяковский

Случалось ли вам почувствовать себя посторонним среди урбанистических пейзажей новых кварталов? Случалось ли испытать скорее отрицание, нежели восхищение технологиями перед громадами из стекла и бетона? Не рождалось ли внутри неясное ощущение, что вы слишком старомодны для всех этих новомодных веяний?

Споры вокруг новой сцены Мариинки подтвердили наметившуюся тенденцию: чем моложе участник обсуждения, тем проще он смотрит на дело, тем легче он относится к противоречиям архитектурного облика и отдельного здания, и города в целом. Что это: легкомыслие? равнодушие? Вряд ли. Вероятнее — отсутствие того «охранительного консерватизма», который присущ людям, прожившим на свете больше 20 лет.

Все дело в том, что архитектура способна говорить с нами языком своих форм — тех, которые вызывают у нас воспоминания о пережитом, увиденном, пройденном. В разных местах мы становимся разными людьми: мрачная комната может обострить в нас смутное сознание несовершенства нашей жизни, а солнечная, сияющая цветной плиткой — поддержать то, что дает нам силы жить и верить в лучшее. Тогда и фасад перестает быть просто фасадом — он становится знаком той истории, которую он видел. Невыразительная и скучная эстетика новой Мариинки не перетягивает одеяло на себя, смещая акцент с прошлого на настоящее. У нее еще нет прошлого, она может лишь цитировать то, что блистало до нее. Конечно, архитектура не всемогуща. Ей не подвластно изменить нас, но напомнить о том, какими мы могли бы быть — вполне по силам. Она советует, а не устанавливает правила. И только в нашей воле — прислушиваться ли к ее знакам. А молодость, как известно, не любит советов.

Вилла Ротонда. Андреа Палладио, XVI в. © Jan Voorhaar

Ален до Боттон, скорее философ, нежели архитектор, заметил: «… даже если бы мы могли прожить остаток жизни на вилле Ротонда или в Стеклянном доме, у нас и тогда бы нередко бывало плохое настроение». Это верно. Но выбирая облик своего жилища, проектируя его фасад, подбирая цветовую гамму, определяя расположение окон и форму крыши, мы невольно апеллируем к воспоминаниям о тех зданиях, которые вызывали у нас радость. Мы хотим, чтобы ничто в доме не вызывало раздражения, но его обстановка могла успокоить и придать вдохновения в тяжелую минуту. Потому и печалят панельные стены многоэтажек и безликие стекла бесконечных торговых центров: они не говорят с нами. Не вызывают воспоминаний. Они лишены подтекстов. В них нет культурной памяти, смутно ощущаемой нами как связь времен.

Получается, мы ценим отдельные здания за то, что они могут помочь нам справиться с некоторыми нашими недостатками. Планируя облик собственного дома, мы исподволь закладываем в него те элементы, которые напоминают нам о лучших качествах. Потому представление об идеальном доме вполне может не соответствовать общепринятому представлению о прекрасном. Главное, что он становится местом, где мы можем возвратиться к важным именно для нас истинам, вернуться к себе.

И тогда пусть новые дома (не только в историческом центре) говорят на непонятном языке, напоминающем сленг. Время и здесь расставит все по местам.